Они сделали это.

Выжили в «Синей тюрьме» и перешли на следующий этап.

Чигири, пока все остальный вокруг дурачились и вопили, молча жуя выхваченный с общей тарелки гёдза, в прострации таращился в стол. В голове у него билась одна только эта мысль.

Они. Это. Сделали.

Он это сделал.

Их общая победа в первом отборочном, само собой, была веским поводом для радости, но помимо неё у Чигири имелась ещё одна причина — его собственная, личная победа. Он всё ещё был немного зол на Исаги — за то, как тот эгоистично и пренебрежительно обошёлся с его желаниями, — и одновременно благодарен ему за предоставленный второй шанс. На этот раз, решил Чигири, он его не упустит и выжмет из себя всё по максимуму.

Прямо по заветам Кунигами.

Стоило Чигири только подумать об этом, как он тут же возник рядом — словно прочитал его мысли.

— А. Ого, — закончив жевать, Чигири удивлённо уставился на кусок торта с огромной клубничиной в окружении воздушных сливочных завитков, кажется, даже не сразу поняв, что угощение предназначалось именно для него. — Спасибо!

Честно говоря, в обычное время всем остальным сладостям он предпочёл бы парочку каринто мандзю, но бонусное меню «Синей тюрьмы» было весьма скудным, а торт выглядел аппетитно — при одном только взгляде на него рот у Чигири наполнился слюной, а желудок задрожал в предвкушении дозы сахара. Не теряя больше времени понапрасну, он схватился за крошечную пластиковую ложку и, отломив первый кусочек, сразу же сунул его в рот — внутри тут же распространилась приятная нежная молочно-клубничная сладость, и Чигири со стоном удовольствия закатил глаза.

— Это так вкусно, что я сейчас заплачу, — сообщил он сгорбившемуся рядом над своей тарелкой Кунигами. За крошечным низким столом ему, похоже, было слишком тесно — несмотря на то, что он очевидно старался занимать собой как можно меньше места, колени под столешницей у них то и дело сталкивались. В тех местах, где они соприкасались, Чигири чувствовал обжигающий жар, словно его окатывало кипятком.

— Хочешь попробовать? Но, чур, клубника моя, — он ткнул медленно краснеющего шеей Кунигами локтем в бок, двумя пальцами выдёргивая ягоду из кремовой основы — на её месте образовалась некрасивая вмятина, но на вкусовые качества самого торта — Чигири был уверен, — это никак не повлияло.

— Давай, герой, не стесняйся, один маленький кусочек, — видимо, Чигири передалось общее настроение, царящее в блоке, потому что он глупо захихикал, продолжая настойчиво совать ложку Кунигами в руки. — Это ведь был твой гол.

— Ага, — поняв, что ему всё-таки удалось сломить сопротивление, Чигири довольно засиял. Ему нравилось побеждать — даже если это были какие-то глупые мелочи. — У тебя немного крем остался, вот здесь.

Он ткнул указательным пальцем себе в уголок губ, показывая, где именно, и, посмеиваясь, продолжил наблюдать за тем, как Кунигами утирается.

— Ну… — Чигири отломил ещё один кусочек торта и ненадолго задумался, оставив ложку во рту. — Всё, наверное. Но больше всего мне нравится каринто мандзю.

Облизав наконец пластик от остатков крема и бисквита, он развернулся к Кунигами и взмахнул перед ним ложкой, словно волшебной палочкой.

— Знаешь, если бы наступил конец света, я бы провёл свой последний день объедаясь ими!

От одних только разговоров о каринто мандзю Чигири ещё сильнее захотелось сладкого. Раньше — до того даже, как травмировал колено, — он каждый день заглядывал в маленький магазинчик у обочины, возвращаясь из школы домой, чтобы купить там булочку, и съедал её по дороге. Иногда, проходя мимо ветхого заброшенного дома, он делился ею с обитающим в развалинах диким чёрным котом — он почти никогда не давался в руки, но охотно уминал угощение, нередко оставляя Чигири с укусами и царапинами напоследок. Но Чигири он всё равно нравился, и он всё ещё помнил, какой мягкой и нежной была его гладкая шёрстка в тот единственный раз, когда кот позволил себя погладить. Может, ему просто стоило в детстве завести кота? Мама навряд ли была бы от этого в восторге. Интересно, как она там, снаружи? Волнуется, наверное — никакой связи с родными участники проекта до сих пор не могли поддерживать…

Чигири помотал головой, прогоняя прочь слишком далеко уводящие его мысли, и снова сосредоточился на торте — от него осталась ещё целая половина, и он не собирался дать ему пропасть.

— Ну а что насчёт тебя, Кунигами? Что ты такое ел, что так вымахал? — на этот раз кусок, отломленный от торта, оказался слишком большим, и Чигири пришлось торопливо прикрывать рот ладонью, давясь и запихивая обратно лезущий наружу бисквит.

Кунигами, пожалуй, был действительно одним из самых больших людей, которых Чигири доводилось встречать, и его правда интересовал ответ на этот вопрос: если бы он мог натренироваться хотя бы вполовину от того, что имел Кунигами, на поле он точно сделался бы непобедим. Вот только занятия на тренажёрах — кроме беговой дорожки — и со снарядами ему никогда особенно не нравились: они казались ему слишком тяжёлыми, утомительными и всё тело у него после них болело так, словно его хорошенько поколотила банда каких-то янки.

Бегать же было — совсем иное дело.

— А? — Чигири легонько постучал слегка влажной от слюны ложкой по нижней губе, переваривая слова Кунигами.

Он, что, даже сам себя стесняется?

И всё-таки Кунигами был хорошим парнем. Может быть, даже чересчур — в особенности для такого жестокого места, как «Синяя тюрьма». Чигири опустил глаза в свою тарелку. 

— Нет, совсем нет, — соскребая остатки торта, беззаботно промурлыкал он. — Просто подумал, что с такой формой, как у тебя, должно быть, легко обходить соперников на поле и протектить мяч. И этот твой ваншот с левой… Просто убойный!

Подняв голову, он нашёл взгляд Кунигами и широко улыбнулся.

— Думаю, это круто! Здорово, что мы в одной команде.

Конечно, такое признание в какой-то степени противоречило манере эгоиста, но Чигири действительно был рад оказаться в команде Z. Несмотря на все проблемы, с которыми им пришлось столкнуться во время первого отбора, именно совместные усилия помогли им перейти на следующий этап — и Чигири вовсе не был уверен в том, как всё могло бы обернуться, окажись они по разные стороны поля.

— Но я всё равно собираюсь тебя обойти, герой, — Чигири скорчил Кунигами смешную рожицу, высунув язык. — Так что ты уж поднапрягись.

Пока они так болтали, остальные ребята успели смести с тарелок большую часть еды и затеяли шутливую потасовку: Гагамару издавал звуки, похожие на крики раненого лося в лесу, Раичи зачем-то бил себя кулаком в грудь, а Бачира катался на боку между столов, как заведённый волчок — Чигири пришлось подпихнуть его пяткой в сторону, чтобы тот не снёс остатки блюд.

— Эй, вообще-то это я здесь стану лучшим нападающим в мире! — не желая отставать от общих забав с ухмылкой выкрикнул он, не сводя глаз с Кунигами — без слов, одним лишь взглядом приглашая его тоже вступить в эту нелепую ребяческую игру.

Веселье в блоке продолжалось ещё несколько часов и закончилось уже за полночь — сил даже на то, чтобы расстелить футоны, ни у кого уже не оставалось. Чигири, глядя на то, как Кунигами клюёт носом за столом, свернулся клубком прямо на голом на полу, подсунув под голову свёрнутое одеяло. Кажется, Исаги с Бачирой отправились в столовую, чтобы принести ещё воды — пить всем хотелось неимоверно, — но дожидаться их возвращения, похоже, никто не собирался.

Когда эти двое вернулись, вся остальная команда уже видела десятый сон.

Чигири не собирался приносить в жертву свои каждодневные уходовые ритуалы — даже если это грозило обернуться кучей неудобств для остальной части команды. Таковы были его принципы как эгоиста. В конце концов никто не заставлял их ждать, они могли бы начать тренировку и без него, раз было так невтерпёж.

Чигири сердито вздёрнул подбородок, встречаясь взглядом с отражением приземлившегося рядом Кунигами — ну разумеется, кого ещё они могли к нему подослать! — в его пурпурных глазах пылало адское пламя.

— Я никуда не пойду, пока не закончу здесь! — упрямо заявил он, дёргая застрявшую в волосах расчёску — как назло, именно сегодня ему никак не удавалось соорудить причёску, способную хотя бы частично удовлетворить его придирчивый вкус. А ещё он знал, что Кунигами не станет с ним спорить, поэтому без каких-либо угрызений совести пользовался его покладистым характером. — Если не хотят ждать, могут идти без меня — так и передай!

После этих слов Чигири снова сосредоточился на своих волосах, уже в который раз проходясь пластиковыми зубцами по одному и тому же месту. Голова являлась одной из тех частей тела, которые он, судя по всему, намерен был довести до полного совершенства, и несмотря даже на то, что выбор средств для ухода в пределах «Синей тюрьмы» был невероятно скуден, Чигири старался использовать их максимально эффективно. 

— Он её ест, наверное, — с совершенно серьёзным видом предположил он, откладывая наконец расчёску и приступая к плетению косы с одной стороны — может эти слова и звучали как шутка, но на самом деле Чигири ничуть бы не удивился, окажись они правдой. Бачира был странным — но ему нравилась эта его чудаковатая автономия и свобода от общественного мнения.

— Да блять! — стоило Чигири один раз ошибиться — и так тщательно собираемая им коса тут же рассыпалась на отдельные пряди.

— Только не торопи меня! — угрожающе предупредил он Кунигами, снова хватаясь за расчёску, хотя тот, судя по покорному — какому-то щенячьему — виду, даже не собирался открывать рот.

Распутав получившиеся колтуны, Чигири упёрся ладонями в столешницу, с решительным вызовом глядя на самого себя в зеркале — ему нужно было собраться с мыслями, чтобы предпринять следующую попытку: злость придавала ему сил. Из-за плеча у него выглядывал обеспокоенный Кунигами, сбивая его с настроя одним своим видом, потому что злиться, когда кто-то смотрит на тебя так, у него совершенно не получалось.

— Я так больше не могу, — Чигири обессиленно уткнулся лбом в скрещенные на столешнице руки. — Идите на тренировку. Оставьте меня.

Чигири, не поднимая головы, со страдающим видом повернулся к Кунигами — в его влажно блестящих глазах на мгновение промелькнуло недоверие.

— У тебя? Откуда? — лёжа щекой на скрещенных руках, кисло пробормотал он. —  А, ну да, точно.

Он же говорил, что у него есть сёстры.

Взгляд Чигири из подозрительного сделался задумчивым. Он закусил губу, с особой тщательностью взвешивая в голове все доводы «за» и «против»: если уж у него самого не вышло уложить причёску по своему вкусу, были ли хоть какие-то гарантии, что Кунигами это удастся? Вообще-то обычно он не доверял уход за своими волосами посторонним, делая исключение лишь для профессионального — проверенного — мастера в парикмахерском салоне, но, к его глубочайшему огорчению, личного стилиста в «Синей тюрьме» не выдавали.

Чигири тяжело вздохнул.

— Ну-у… Ладно, можешь попробовать, — без особой уверенности наконец согласился он спустя пару минут напряжённых раздумий. Мысль о том, чтобы позволить Кунигами прикасаться к себе почему-то немного смущала, но других вариантов у Чигири всё равно не оставалось, к тому же тянуть больше время уже было невозможно — в конце концов это из-за него все опаздывали. Да и что было плохого в том, чтобы принять помощь от товарища по команде?

— Давай! — он резко выпрямился, решительно сунув в руки Кунигами расчёску. — Надеюсь, ты и впрямь так хорош, как об этом говоришь!

Сложив руки на груди, Чигири требовательно уставился на отражение Кунигами.

— Не затягивай слишком сильно, не дёргай, не меняй пробор, не поднимай волосы слишком высоко и не опускай слишком низко, не трогай чёлку, — принялся перечислять он свои многочисленные требования. — И ещё — я немного боюсь щекотки, поэтому будь осторожнее!

Выпалив всё на одном дыхании, без какой-либо запинки — как будто где-то под рукой у него всегда имелся листок с перечнем правил, — Чигири гордо задрал подбородок.

При взгляде на Кунигами, вероятно, не ожидавшего такого потока всевозможных критериев и претензий, в голову ему закрались сомнения — может, он чересчур переусердствовал со своими капризами? Но, с другой стороны, Кунигами ведь сам вызвался ему помочь…

— И используй вот эту резинку, — стянув с запястья одну из трёх резинок — розовую, — Чигири протянул её Кунигами на раскрытой ладони.

При таком внушительном списке необходимых к соблюдению требований Чигири оказался на удивление терпеливым подопечным. Стараясь не делать лишних движений головой, он просто молча позволил Кунигами копошиться в его волосах; в отражении зеркала он мог наблюдать его сосредоточенное лицо — сведённые к переносице брови придавали ему обманчиво грозный вид, хотя Чигири, уже достаточно хорошо знакомого с доброжелательной натурой Кунигами, это больше веселило, чем пугало.

Куда большим сюрпризом для него оказался тот факт, что Кунигами и впрямь был хорош. То есть, Чигири не сомневался в его способностях в целом — потому что Кунигами явно был не из тех людей, кто хвалится понапрасну, — но его мастерство в плетении волос превзошло все ожидания. В какой-то момент Чигири откровенно забалдел от мягких, осторожных прикосновений пальцев к коже головы — неожиданно деликатных для такого здоровяка, — и с ужасом пришёл в себя, только когда из его приоткрытого от удовольствия рта вырвался громкий вздох, который он попытался замаскировать неожиданным кашлем.

Кунигами, впрочем, тоже повёл как-то себя странно; Чигири почти что смог физически ощутить его тяжёлый, вдумчивый взгляд, так и сверлящий ему открытый затылок — этот взгляд показался ему почему-то приятным, но немного стесняющим, и шея у него тут же пошла мелкими мурашками.

— А-ага, — Чигири смущённо опустил глаза, послушно давая Кунигами довести свою работу до конца. Тот отчего-то словно боялся лишний раз ненароком к нему прикоснуться — настолько сдержанными были его движения.

Наконец, все приготовления были завершены. Чигири изумлённо округлил глаза, глядя на самого себя в зеркале: причёска получилась не просто хорошей — она получилась потрясающей, даже на придирчивый вкус самого Чигири. Кунигами совершенно точно ни капли не преувеличивал свои таланты.

— Ого, вау! — забыв обо всей ещё недавно царившей между ними неловкости, Чигири восторженно закрутил головой в попытках рассмотреть себя со всех сторон. — Это охренеть как круто! Кунигами! Ты!

Он резко крутнулся на стуле, разворачиваясь к Кунигами, вытянув вперёд руку и указал на него пальцем, возмутившись в шутливой торжественно-обвинительной манере:

— Ты почему об этом раньше молчал?

Чигири ненавидел — нет, н е н а в и д е л — эти групповые тренировки в зале, слишком сильно напоминающие ему о времени, которое он проводил за тренажёрами, восстанавливаясь после своей травмы. Он хотел бегать, а не тягать скучные железки, но Эго недвусмысленно дал понять, что не собирается никому делать поблажек, так что Чигири не оставалось никакого выбора кроме как подчиниться установленным им правилам.

К исходу первого часа тренировки он завершил свою разминку — сорокаминутный бег на средней скорости, — и нехотя поплёлся к тренажёрам, придирчиво рассматривая каждый и не зная, с чего ему следует начать. Может, со спины? Или рук? Или, может, снова сделать упор на ноги? Наклонная платформа выглядела достаточно привлекательно по сравнению с остальным.

Пройдясь вдоль рядов лязгающих и грохочущих механизмов, Чигири развернулся в обратную сторону и, засмотревшись по сторонам, едва не споткнулся о Кунигами.

— О, чёрт, Кунигами, это ты. Извини, — застыв рядом с ним, Чигири обеими руками ухватился за концы перекинутого через шею полотенца и уставился себе под ноги. Лицо Кунигами было опущено, и буйная копна растрёпанных светлых волос полностью скрывала его, но Чигири мог видеть падающие на пол капли, скатывающиеся с кончика его носа и подбородка.

— И сколько ты уже так? — Чигири почти был уверен, что Кунигами без особого труда мог стоять в этой планке весь час — когда дело доходило до физических тренировок, этот парень проявлял какое-то пугающе неистовое рвение: раньше всех начинал и позже всех заканчивал. Реальный монстр.

Взгляд Чигири переместился дальше — на широкие плечи и спину, где, наверное, могли с некоторым комфортом разместиться два человека его собственной комплекции, — тренировочный комбинезон плотно обтягивал проступающие под влагоотводящей тканью мышцы, позволяя рассмотреть их в достаточных подробностях. Кунигами за всё это время не пошевелился — даже не дрогнул, — заставляя Чигири чувствовать лёгкую зависть.

— Вообще-то, знаешь, я и сам тоже собирался, — заявил он, решительно сдёргивая полотенце с шеи и бросая его на пол, и, обойдя Кунигами с другой стороны, уселся на пол рядом. Откровенно говоря, Чигири не знал, на что именно рассчитывал, но, определённо, соревноваться с кем-то было гораздо веселее, чем уныло долбить железки в одиночестве.

— Если я простою дольше, сегодня на ужине ты поменяешься со мной на свой карри, — хотя Чигири знал, что Кунигами и без того охотно с ним поменялся бы, стоило только попросить, эта ставка делала их шутливое противостояние ещё интереснее. — Но, раз уж ты торчишь тут дольше, так и быть, дам тебе фору!

Вытянувшись во весь рост сбоку от Кунигами, Чигири упёрся носками и локтями в покрытый eva-ковриками пол и уставился прямо перед собой, спокойно и размеренно дыша.

Можно было подумать, Чигири действительно собирался победить в этой глупой ребяческой игре, которую сам затеял.

Первые минуты две он продержался без особых проблем, на третьей мышцы в теле начали вибрировать, к исходу пятой Чигири покрылся испариной с головы до ног, а после седьмой его уже начало трясти так, что он едва мог держаться.

— Пф, заткнись, — беззлобно выдавил Чигири, шумно отдуваясь — слюна и пот разлетались мелкими брызгами при каждом слове. Он уже не чувствовал собственного тела, и, казалось, ещё немного — ноги у него разъедутся, как у случайно выбежавшей на замёрзший по зиме пруд косули. Хотелось бы посмотреть на Кунигами, но сил не было даже на то, чтобы вертеть шеей — все усилия Чигири были сосредоточены только на том, чтобы держаться ровно — он ни за что не собирался уступать.

Но, как бы ему ни хотелось выиграть, силы были неравны, и в конце концов тело Чигири сдалось быстрее, чем воля.

— Блять, — с разочарованным смешком он распластался на полу — весь взмокший, дрожащий и задыхающийся, — с усилием заставив себя перевернуться на спину.

— Ты не человек, Кунигами, — заявил Чигири, уставившись в потолок и по-рыбьи хватая ртом воздух. Грудь у него ходила ходуном, мокрые насквозь волосы противно прилипли к лицу и шее, а руки и пресс вопили от напряжения. Было немного обидно, что он не смог продержаться ещё дольше — хотя результат оказался вполне себе впечатляющим для человека, отлынивающего от тяжёлых тренировок при любом удобном случае, и втайне Чигири всё равно остался собой доволен. Если они с Кунигами смогут продолжать такие «соревнования», со временем ему точно удастся стать сильнее, решил он. 

— Но я всё равно хочу сегодня карри.

Чигири повернул голову, тяжело прижавшись к полу щекой: Кунигами за всё это время не изменил своего положения, но теперь можно было заметить, что и у него наконец начинает заканчиваться выносливость — это можно было определить по сведённым мышцам и бьющей его тело дрожи, и вздувшимся на лбу венам — с такого положения Чигири наконец-то мог хорошо видеть его влажно блестящее от пота, хмуро сосредоточенное лицо — твёрдый подбородок, упрямо сжатые губы и нос с небольшой горбинкой под тенью беспокойной соломенной копны, похожей на птичье гнездо.

— Какой у тебя рекорд? Час? Два? Сутки? — бездумно скользя по профилю Кунигами взглядом, поинтересовался Чигири.

— Да ну не-ет, ты гонишь, мистер Качок, — Чигири взволнованно заёрзал, целиком переворачиваясь на бок. Удобно устроив голову на согнутом локте, он с ещё большим любопытством уставился на Кунигами: не было причин думать, что тот пытается обманывать его намеренно, но такое смелое заявление всё равно казалось сомнительным — какими бы внушительными ни были эти мышцы.

Впрочем, существовал только один способ проверить, насколько Кунигами был правдив в своих словах.

— Уверен, ты и минуты не простоишь! — Чигири — словно ящерица, — на животе подполз ближе, стараясь заглянуть в лицо Кунигами снизу вверх: его огромные пурпурные глаза сияли от возбуждения.

Тело по-прежнему оставалось немного ватным после изнуряющего упражнения, но упрямство Чигири оказалось сильнее усталости. Поднявшись на четвереньки, а следом — просто на колени, он, недолго думая, навалился на вытянувшегося вдоль пола Кунигами сверху.

Спина у него была твёрдая, как каменная плита, и очень горячая; Чигири грудью ткнулся в рельеф выступающих под комбинезоном мышц, подбирая ноги, и распластался по Кунигами, как по пляжному шезлонгу, вцепившись ему в плечи.

— Я же говорил, что ты не человек, — дурачась и хохоча ему прямо в ухо, заявил Чигири. Покопошившись ещё какое-то время, сползая то в одну, то в другую сторону, он наконец достиг баланса и расслабился. Сложив крест накрест руки у Кунигами на лопатках, он удобно устроился на них головой и принялся вслух считать.

— Один, два, три, четыре…

Кунигами под ним даже не дрогнул, словно вес Чигири был для него не тяжелее пёрышка. Насколько  Кунигами в действительности был сильным? Похоже, никто из них даже не был близок своих предположениях. Вероятно, этот парень мог убивать своими пасами.

— Если продержишься ещё хотя бы три минуты, герой, я поделюсь с тобой своим стейком, — потянувшись губами к уху Кунигами, соблазнительно прошептал Чигири — потому что его задиристая натура всё ещё никак не могла успокоится после первого поражения. Жёсткие, выжженные волосы щекотали ему лицо, заставляя его смешно зафыркать, морща нос.

— А если нет, то…

Достойного наказания для Кунигами в случае проигрыша Чигири пока придумать не смог и сосредоточенно засопел, перебирая в голове возможные варианты.

— Да-да, конечно, как скажешь, — беспечно отозвался Чигири, продолжая висеть у Кунигами на плечах — рукава комбинезона под пальцами казались влажными, а мышцы под тканью набухли от напряжения. Может, он и впрямь был слишком к нему жесток? Но ведь на кону вообще-то стояли его гордость и половина стейка. — Ой, я что-то сбился со счёта.

Упрямство Кунигами ему было симпатично — как и весь Кунигами в целом. Конечно, после того, как Чигири бросил убиваться по несбывшейся мечте и просто начал играть в полную силу, ему удалось хорошо поладить со многими парнями из команды Z, но именно с Ренске у них смогло образоваться что-то вроде спортивного товарищества — да и на поле они друг друга отлично дополняли силой одного и скоростью другого. Наверное, теперь их можно даже было назвать… друзьями?

— А? Я не расслышал: говоришь, не дышать тебе в шею? — чувствуя, как дрожь тела под ним усилилась, Чигири ухмыльнулся — похоже, наивный герой сам вручил ему в руки ключ к своей погибели.

Вытянув подбородок, он разве что не уткнулся в шею Кунигами губами:

— Вот так не делать, да? — и легонько дунул на влажную от пота кожу. Плечи, за которые он цеплялся всё это время резко ушли вниз, и оба они — Кунигами с кряхтением, Чигири — с весёлым хохотом, — свалились на пол.

— Сто семьдесят девять! — радостно объявил Чигири, лёжа поперёк Кунигами — тот сдавленно дышал, заставляя его приподниматься на вдохе и снова опускаться на выдохе. Сжалившись над своим недавним конкурентом, Чигири скатился с него на коврики и, упав рядом, перевернулся на спину.

— Я победил, — он слегка толкнул лежащего лицом в пол Кунигами локтем в бок и, прочистив горло, напыщенно произнёс:

— Но ты доблестно проявил себя, отважный герой, так что за твои заслуги тебе все же полагается половина стейка в качестве приза зрительских симпатий.

На самом деле Чигири собирался поделиться с кем-нибудь в любом случае — хотя бы просто потому, что в качестве стейков в столовой «Синей тюрьмы» подавали настолько монструозные куски жареного мяса, что самостоятельно справиться с ним целиком он всё равно не смог бы. В конце концов, это были не каринто мандзю и даже не чизкейки.   

Сев на скрещенных ногах, Чигири с места потянулся за предусмотрительно оставленной кем-то рядом заранее бутылкой с водой — сделал из неё несколько глотков, а потом протянул Кунигами.

— Держи.

— Ничего подобного! Просто присел на минутку передохнуть, — вяло протестуя, Чигири вытянул ноги вперёд и принялся с повышенным интересом разглядывать носки своих бутс. Разумеется, он отлынивал. Если бы строгие правила Эго позволяли, он бы с гораздо большим удовольствием провёл день на беговой дорожке, но силовые тренировки являлись обязательным требованием, и Чигири прекрасно знал, что они ему необходимы, если он действительно собирался стать лучшим, но… Если выдалась возможность отсрочить ненавистные упражнения, почему бы ей не воспользоваться? Правда, в присутствии неутомимого Кунигами делать это становилось в разы сложнее. С другой стороны — возможно, в приятной компании и тренировка пошла бы веселее?

— Ладно уж, пойдём, — с натянутым энтузиазмом Чигири поднялся со скамьи и поплёлся следом за Кунигами. Откуда у этого парня вообще бралось столько энергии для таких скучных вещей?

— Зато ты, похоже, от такого и впрямь в восторге, да? — Чигири безвольно повис на снаряде, наблюдая за тем, как Кунигами деловито разматывает кистевые бинты. Ему нравилось время от времени игриво поддразнивать его, и, похоже, что Кунигами это совсем не злило.

— Разве тебе не бывает скучно? — балансировать животом на перекладине Чигири тоже быстро наскучило.

Спрыгнув со снаряда, он подскочил к Кунигами и выхватил бинт у него из пальцев; потом — не спрашивая и не предлагая помощи, — потянул его за запястье — широкое, что с трудом можно было обхватить пальцами, — и принялся накладывать бинт, плотно затягивая и фиксируя его на руке.

— Я имею в виду, ты ведь и так постоянно тренируешься — больше, чем кто-либо из нас. Ты скоро в Халка превратишься.

Закончив с одной рукой, он требовательно протянул Кунигами пустую ладонь, сжав пальцы несколько раз в безмолвной просьбе передать следующий бинт. Честно говоря, он и сам не знал, что на него нашло — Кунигами прекрасно справился бы с этим и сам, но всё получилось как-то само собой. Трогать Кунигами было приятно — хотя Чигири, не слишком тактильный по своей натуре, об этом совсем не задумывался, действуя совершенно спонтанно.

Взяв ладонь Кунигами в свои, он почему-то ненадолго замешкался, машинально скользнув большим пальцем по тыльной стороне, а затем — даже не придав своему жесту никакого значения, — как ни в чём не бывало взялся наматывать бинт дальше, словно не замечая медленно краснеющую у Кунигами шею.

— Хмм, может, ты просто пока ещё не нашёл увлечение себе по душе, — пожалуй, Чигири способен был понять замешательство Кунигами — его, как, наверное, и всех в этом месте, тоже в первую очередь интересовал футбол. Но помимо этого, у него имелась, как минимум парочка занимательных хобби, возможно, не самых подходящих спортсмену, но тем не менее горячо любимых: уход за собой и чтение романов. Чигири мог проводить целые часы, намазывая себя всевозможными кремами, накладывая маски и опрыскиваясь освежающими тониками, а после завалиться в кресло с книжкой в руках на весь оставшийся день — и его это полностью устраивало.

— Я… — маленький, казалось бы, невинный жест Кунигами заставил Чигири вдруг отчего-то покрыться мурашками с головы до ног, а сердце — пропустить удар, — словно такое простое дружеское прикосновение могло скрывать за собой нечто большее, но к несчастью — или, наоборот, к удаче, — Чигири не успел зацепиться за эту мысль, потому что следующий вопрос тут же полностью выбил его из колеи.

— Не знаю, — с кислым выражением на лице пробормотал он, быстро выдёргивая ладонь из пальцев Кунигами и пряча руки за спину. — Давай с жима начнём… Или нет, лучше со становой.

Честно говоря, Чигири предпочёл бы не начинать вовсе ни с чего, но так и пышущий энтузиазмом Кунигами точно не позволил бы ему так легко отделаться — и от себя, и от тренировки.

Сняв со стойки пару блинов, он, под строгим взглядом Кунигами, лениво нацепил их на гриф штанги — для первого подхода годились и пятикилограммовые, — и заканючил:

— Это несправедливо. Мы столько времени должны тратить на эти тренировки вместо того, чтобы осваивать новые финты.

Обернувшись на Кунигами через плечо, он посмотрел на него своим самым влажным печальным взглядом, ища поддержки, но у того на лице не дрогнул ни единый мускул.

— Это так жестоко, — продолжая драматизировать, Чигири склонился над штангой в приседе — держи спину ровно, работай ногами — и, ухватившись за гриф, медленно выпрямился на выдохе. Наверняка Кунигами пялился на него прямо в этот момент, и эта мысль заставила его жутко смутиться — но вовсе не от того, что он нашёл в этом что-то непристойное, а от того, что такой знаток силовых упражнений Кунигами-качок, вероятно, мог бы найти в его далёкой от совершенства технике с десяток ошибок.

— Не вздумай смеяться надо мной! — не глядя за спину предупредил Чигири, повторяя упражнение ещё раз с самого начала.

— Да-да-да, — тяжело дыша отозвался Чигири — даже если Кунигами, стоя позади, не мог видеть его лица, по тону легко мог представить, как он закатывает глаза. Разумеется, Чигири знал, что Кунигами прав — но это ничуть не умаляло его страданий. Уже к концу первого подхода штанга в руках начала казаться ему тяжелее, чем была в начале, а бёдра взвыли от напряжения и сделались каменными, и единственная причина продолжать эти мучительные в своей скуке упражнения находилась у него прямиком за спиной.

— Как скажешь, Качок-кун, — в другое время Чигири непременно начал бы упрямиться и спорить, но сейчас у него для этого совершенно не было сил — те крохи, что ещё оставались он благоразумно решил потратить на тренировку. Перехватив штангу как было велено, он собрал всю свою волю в кулак и продолжил.

Теперь, когда Кунигами находился рядом, всё стало одновременно проще и сложнее. С одной стороны, зная, что его страхует надёжный товарищ, Чигири как будто воспрял духом и почувствовал себя уверенней, словно у него открылось второе дыхание; с другой… С другой он чувствовал что-то странное, находясь с ним в такой близости: почти обжигающее пекло, которое источало его тело, лёгкий запах пота — не застоявшейся кислой вони, которой они все покрывались к вечеру с головы до ног, а свежий и слегка солоноватый, — и вдобавок, каждый раз ненароком задевая Кунигами при движении, Чигири ощущал, как что-то ворочается внутри его живота, отдаваясь теплом и слабым возбуждением в районе копчика.

— Всё, я больше… не могу, — завершив последний подъём, Чигири уронил штангу на пол и уселся перед ней на корточки, съёжившись у ног возвышающегося над ним Кунигами. В паузах между словами ему приходилось жадно хватать воздух ртом: тело стало тряпичным, а лёгкие и сердце, казалось, готовы были вот-вот разорваться в груди. Он опустил голову, и длинные волосы свесились вниз, скрывая раскрасневшееся лицо. — Перерыв. Делай со мной… что хочешь, но я… с места не двинусь.

Кунигами в представлении Чигири вовсе не был похож на жестокого наставника, так что он справедливо посчитал, что такого аргумента будет достаточно для того, чтобы тот сжалился над ним и позволил взять короткую передышку. Вообще-то тренироваться с кем-тот в компании было немного интереснее, чем Чигири себе представлял, так что он, вероятно, даже готов был впоследствии продолжить. Но прямо сейчас ему действительно требовалось время, чтобы перевести дух.

Было ужасно обидно, что он  — по собственной глупости — пустил псу под хвост целый год своей футбольной жизни в страхе перед призрачным увечьем, — и вот теперь ему приходилось расплачиваться за своё импульсивное решение такой унизительной слабостью.

Чигири скукожился ещё сильнее, обхватив колени обеими руками, и, продолжая вяло бубнить, уткнулся в них лбом.